А вы умеете быть безумными?

И глядя с высоты на крыши,
Несли такой безумный бред,
Что даже ветер дуть стал тише
И меньше пачка сигарет. ©

Мы подошли к железной высокой калитке, затянутой ржавой сеткой-рабицей, подёргали — она не поддавалась, истерически дёргаясь под нашими упрямыми руками. Он предложил перелезть через забор и подняться с другой стороны, где ограда не была такой высокой и с улицы нас было не видно. Снег был пепельно-серым, с ржавыми пятнами фонарей, он лежал смирными волнами и ждал своих кораблей. По дороге проносились светящиеся железные коробки и прыгали вниз за поворот, куда-то к мраморной реке. Нога провалилась по колено в сугроб и по щиколотке потек тонкий ледяной ручеёк, прямо к тонкому носку, сползая по хлопку ниже, к стопе, теплея и согревая. Слегка подтянувшись на руках мы перевалились на другую сторону и все-таки попали на лестницу, ведущую вверх по сетчатому коридору.
Ступеньки шли одна через три, замёрзшие джинсы не давали коленям сгибаться, но мы лезли вверх. Деревянные полусгнившие доски под ногами противно скрипели, как старый пьяница-сторож, словно пытаясь отговорить нас от этой безумной затеи. Перила под окоченевшими ладонями были похожи на шкуру мёртвого броненосца, с облупившейся от времени и погоды сине-рыжей краской.
Новый порыв ветра ввернулся за шиворот и больно ущипнул за лопатку. Чёрт, эти куртки явно не для ночных прогулок. Я посмотрела на часы — было около половины двенадцатого вечера, внизу по площади сновали редкие машины, а черные скукоженные фигуры суетливо семенили в разных направлениях. Холодно, чёрт, как холодно. До верха было ещё немного, совсем немного, в горле горел ледяной костёр, глаза слезились и ресницы смерзались от очередного порыва ветра. Встать и отдышаться, держась рукой за поручень. Прислониться лбом к холодной трубе и, почувствовав, как кожа начинает прилипать, отшатнуться.
Я запрокинула голову — до верха оставалось немного. Ещё несколько десятков ступеней, ещё пять, ещё две. Чёрный проём впереди и тело начинает подрагивать от страха. А вдруг не мы одни сегодня здесь, может залётные бомжи? Может такие же искатели-полуночники? Просунув осторожно голову в тёмный проём и увидев, что впереди только свет и мягко мерцающие огни на другом берегу реки, мы вваливаемся в жестяную коробку. Боже, какая она огромная и гулкая! Снизу она кажется совсем крошечной, даже не верится, что в ней может поместится такое количество людей. Тишина, какая кристалльная внечеловечная тишина! Поёт железо, басом, низко, тягуче. Ветер раздаёт шлепки оторванным плакатам и доскам. Впереди только свет.
Мы стояли на самом краю заброшенного девяностометрового трамплина и смотрели вниз. По белоснежной простыне лишь намёком струились вниз две параллельных дорожки, где-то безумно далеко внизу спала старая река, а на противоположном берегу жили светлячки. Завораживающее, мистическое зрелище.
Раздался деликатный хлопок и передо мной появилось дымящееся горлышко бутылки шампанского. Самого вкусного шампанского, специального шампанского для сумасшедших восемнадцатилетних полуночников, особого шампанского для тех, кто стоит на самом краю этой восхитительной пропасти и ждёт только крылья, чтобы рухнуть вниз и проглотить ветер. Горло обжигали серебристые муравьи, а пальцы почти тщетно пытались провернуть колёсико зажигалки.
Огонёк, полусмятая пачка “Lucky Strike” и терпкое облако изо рта. Маленькие серебряные муравьи через горло перебираются за шиворот, в декольте, ближе к животу, по предплечьям, бёдрам, они согревают, они щекочут, они хихикают и покусывают. Под ногами снег хрустит, как сладкая вата и мы садимся на какие-то старые картонные ящики, садимся и курим, глядя на звёзды.
Мы курим две с половиной вечности и бутылку шампанского, замёрзшие, красноносые, покрытые инеем. Мы идём вниз, нет, мы скользим вниз: верхняя лестница заметена снегом , мы почти садимся на задницы и хохочем так, что даже ветер умолкает с укоризной. Мы падаем по другую сторону забора и идём вдоль совсем заснувшей улицы.
Нет, мы не идём, мы даже не бежим, мы кружимся, держась за руки, мы смеёмся, мы запрокидываем головы до хруста в шее и улыбаемся фонарям, мы танцуем наш зимний вальс на трамвайных рельсах, а фонари нам подмигивают. Они с нами заодно.

AlexGRU