Матрешка

Некоторые люди, с которыми сводит жизнь, подобны матрешкам. Знаете, иногда берешь такую игрушку, разглядываешь с интересом яркую роспись со всеми ее незамысловатыми завитками, которые десятилетиями искусно выводят Полхов-Майданские мастера, и всегда ждешь, что внутри окажется что-то необычное, какой-нибудь неожиданный рисунок.
Потом раскрываешь, достаешь матрешку поменьше, присматриваешься. Вот здесь цветок другого оттенка, здесь глаза чуть изменили форму, но в целом все то же строгое следование народной традиции. Опять разделяешь половинки, достаешь следующую фигурку, замечаешь, что узор стал чуть мельче, чуть более условным, платок нарисован другим цветом. Потом берешь следующую, замечаешь незначительные вариации одной и той же картинки. Разделяешь матрешку за матрешкой, как будто ждешь, что в самой глубине за каскадом тонких деревянных стенок тебе откроется ее секрет. Но чем меньше размер извлеченной игрушки, тем проще и даже примитивнее ее роспись, тем грубее мазки кисти. И вот наконец извлечена самая маленькая фигурка, которая ничем, кроме своего размера, воображение не поражает: здесь уже нет тонких штрихов и контраста крупных и мелких деталей, она так мала, что ее боишься потерять в свалке деревянной матрешечной скорлупы.
Вот так и некоторые люди. Сначала они — тайна. Ты раскрываешь их постепенно, снимая один слой за другим, надеешься, что за очередным слоем вот-вот откроется то, что и есть настоящее, что держит эти слои вместе, живет, переливается чувствами, мыслями, полутонами. И вдруг в сердцевине всего этого вороха оболочек оказывается совсем крошечная неладная болванка, а изящная роспись сведена до схематичных примитивных линий.
Собирать разобранную матрешку уже не хочется.