Высокое безумие: О спектакле «Дом, который построил Свифт» Вадима Данцигера

В спектаклях, поставленных Вадимом Данцигером в Нижнем Новгороде, есть нечто общее, схожие темы и образы, выводящие на поверхность глубинные мысли и проблемы об утрате обществом нравственных ориентиров. Уже в «Мещанах» нижегородского театра драмы, первом театральном эксперименте режиссера с творчеством Горького, присутствует ощущение переходной эпохи, этический слом, крушение традиционных ценностей — все то, что делает мир семьи разобщенным и обреченным на гибель. А в «Третьей правде» социальный конфликт и преступление становятся поводом для того, чтобы устами героев поговорить о судьбе простого человека, праве собственности, сословном неравенстве. Здесь впервые возникает важная для режиссера тема личной ответственности художника и творчества как ответа на социальную несправедливость и моральное убожество, которая впоследствии прозвучит в «Опере нищих» и станет центральной в постановке «Дом, который построил Свифт», осуществленной уже в театре «Комедiя». Эти три спектакля близки друг другу еще и чисто эстетически: их объединяет особая художественная рефлексия, которая в приближении делает главным героем самого режиссера, настолько важна его позиция по отношению к реальности для понимания выработанного им театрального языка.

Современный мир по Данцигеру лишен какой-либо иерархии ценностей, в нем отсутствует единый стержень, призванный организовывать смысловое пространство. Все смешалось и существует рядом друг с другом: герои прошлого и современники, исторические сюжеты и вымысел, религиозные представления и политические убеждения. Этот мысленный постмодернистский хаос и есть сознание человека нашей эпохи, которое, не отдавая себе отчета, совмещает то, что в прежние времена казалось несовместимым. Постмодернистское мировосприятие не знает иронии, ведь для ее эффекта необходимо умение видеть парадокс, противоречие или саму комическую несовместимость. Ирония становится исключительной прерогативой и главным инструментом художника, творца, который существует в качестве наблюдателя как бы над миром, вне постмодернистского сознания. Его задача — показать своему зрителю или читателю абсурдность бытия, заставить удивиться тому, что всегда было привычным.

В своих спектаклях Вадим Данцигер создает художественный мир, существующий на грани пародии. Это мир, в котором реальность не просто постепенно раскрывается перед нами через сюжетное действие, а вольно или невольно разыгрывается самими персонажами. При этом режиссер и литературный материал выбирает соответствующий. В постановке по пьесе Ольги Михайловой «Третья правда, или История одного преступления» нарушаются пространственно-временные связи, а идеи и заочная полемика Толстого со Столыпиным, напротив, обретают событийную плотность. По сути два мыслителя становятся действующими лицами своеобразного «вторичного» сюжета. Другой спектакль поставлен по произведению Джона Гея «Опера нищего», которое, кстати, изначально создавалось драматургом как пародия на современные ему итальянские оперы, — здесь мы видим уже полноценный «театр в театре». Ну и, наконец, «Дом, который построил Свифт» Григория Горина — пьеса, населенная и реально существовавшими людьми, включая Джонатана Свифта, и персонажами его произведений. Режиссер словно берет на вооружение причудливую образность великого ирландского сатирика, иносказательность его текстов в качестве основы собственного спектакля-притчи, где совмещаются различные временные и смысловые пласты, а герои наделяются чертами наших современников. Именно эта постановка стала самой яркой и в каком-то смысле самой хулиганской в нижегородской театральной трилогии Вадима Данцигера.

Спектакль, в котором все поставлено с ног на голову, подобно перевернутому собору на заднике сцены, сбивает с толку, погружает в мир бреда, больного воображения. Здесь образы XVIII века соседствуют с современными нам реалиями: костюмами, музыкой, предметами. На всем, что окружает декана Свифта, лежит отблеск его сумасшествия, даже гости дома, персонажи его произведений, кажется, тоже порождены душевной болезнью писателя. Попавший в этот дом психиатр доктор Симпсон, а вслед за ним и зрители, так и не могут до конца решить, где фантазия, а где реальность, где искусная актерская игра, а где настоящая драма живого человека, — настолько все перепуталось. В этом мире молчание красноречивее слов, ведь выучиться молчать намного сложнее, чем научиться говорить. Здесь камень, брошенный в окно сатирика, становится символом признания его таланта, необъяснимое с точки зрения официальной логики явление объявляется галлюцинацией, а творческое самовыражение считается безумием.

Где-то далеко за всем этим комическим смешением понятий в спектакле вырисовывается образ жестокого тоталитарного государства, в котором сатирику, будь он уличен в здравомыслии, грозит не один пожизненный срок. Поэтому мнимое безумие Свифта — своего рода «охранная грамота», защищающая его от политического преследования за едкую критику общества, а лилипуты, великан, Некто и прочие — всего лишь актеры, доводящие до театрального абсурда важные проблемы современности.

Если в пьесе Григория Горина псевдоисторический сюжет прозрачно намекал на факты и идеологемы советской эпохи, то в постановке Вадима Данцигера мы обнаруживаем отсылки к событиям нашего времени. Так, проницательный зритель без труда поймет, о чем речь, когда увидит на сцене губернатора, заснувшего во время заседания опекунского совета; членов совета, демонстрирующих публике больничные листы, чтобы избежать ответственности; лилипутов-иммигрантов, путающихся под ногами у коренного населения; горожан-демонстрантов, жаждущих расправы с великаном; или совершенно неполиткорректную делегацию из нашего будущего, целиком одетую в паранджи. Впрочем, режиссера вряд ли разумно упрекать в неполиткорректности. Вадим Данцигер — большой хитрец, заведомо объявивший свой спектакль фантасмагорией, где образы, как и в сумбурно-гротескном мире Свифта, порождены свободным творческим бредом, который идеологически «правильному» сознанию проще списать на сумасшествие, чем принять как опасную правду. А какой спрос с безумца?

Здесь безумство — это свобода писателя, произносящего слово истины. В этом смысле герой пьесы декан Свифт напоминает булгаковского Мастера, заключенного в клинике профессора Стравинского, а его смерть или уход — это поступок жизнетворчества, реализация предназначения художника, его особого мессианства, идея которого у Данцигера, кстати, проявилась еще в «Третьей правде» в образе Толстого. Искусство внутренне освобождает человека, но и требует от него жертвы, вроде той, которую в спектакле по-своему приносит практически каждый герой: Джонатан Свифт, доктор Ричард Симпсон, сестра Ванесса, лилипут Флим, великан Глюм, рыжий констебль и даже лапутянин, посвятивший свою жизнь исследованию творчества великого ирландца и разочаровавшийся в нем.

Вообще история, разыгрывающаяся в художественном пространстве спектакля, приобретает почти сакральное значение. Для этого художник-постановщик спектакля Борис Шлямин создал удивительные по своей смысловой емкости декорации дома Свифта: как бы незавершенные монтажные конструкции, напоминающие внутренний каркас готического храма. А высокая круглая площадка в центре — это и кафедра собора, и клетка для заключенных под стражу, и сцена для нарочито театрализованных диалогов, и, наконец, жертвенник, голгофа для погибающих здесь героев.

Создатели спектакля много внимания уделили и цветовому оформлению: за счет использования большого количества бокового и верхнего света «картинка» кажется объемной. Кроме того, художник по свету Сергей Скорнецкий для каждой мизансцены подобрал свой цветовой код, соответствующий музыкальной теме, что добавляет действию динамики. События предстают в последовательной смене освещения — от холодных голубых оттенков, создающих ощущение нереальности, сна, фантазма, до теплых желто-оранжевых, задающих драматическое напряжение. А яркий красный свет навязчиво сопровождает в спектакле мотив смерти.

Несмотря на серьезность своей проблематики, спектакль ни на секунду не перестает быть комедией. По замыслу режиссера, для смеха нет запретных тем. Ирония может быть сколь угодно жестокой, но она разрушает догмы, стереотипы и условности мышления, делая мир со всеми его противоречиями живым и цельным. Поэтому сложно себе представить более подходящую для постановки этой пьесы площадку, чем театр комедии. Нужно отдать должное нижегородскому театру за смелость и готовность к эксперименту, который, скорее всего, приведет в недоумение публику, жаждущую развлечения. При этом «Дом, который построил Свифт» — значительный этап развития для труппы, которая именно в этом спектакле продемонстрировала все свои возможности.

В постановке нет ни одной плоской роли, режиссер в полной мере использовал фактурность актеров, соединив их в блестяще сыгранный ансамбль. Декан Свифт в исполнении Дмитрия Крюкова предстает в разных ипостасях — от забавного шизофреника, наслаждающегося впечатлением, которое он производит на окружающих, до трагической фигуры одинокого философа в финале пьесы. На это работает даже необычная, не от мира сего внешность актера с его глубокими выразительными глазами. Доктор Симпсон — казалось бы, единственный в пьесе носитель здравого смысла, тем эффектнее его перевоплощение, переход к сумасшествию, который одновременно является и прозрением, что с точностью передано Евгением Пыхтиным. Яркий эксцентрик Игорь Михельсон наполнил образ своего персонажа, дворецкого Патрика, многочисленными шутками и гэгами, из-за него мы смотрим на дом Свифта как на мир, наполненный искренним весельем. Валерию Кондратьеву удалось соединить в образе великана Глюма черты и опустившегося забулдыги, и талантливого актера, страстно играющего человека, отвергнутого обществом. А Некто Александра Калугина с его необычным скрипучим голосом и неизменным клетчатым костюмом — образ бывшего интеллигента, на плечах которого навечно остался то ли груз столетий, то ли беспамятство похмелья. Не менее ценны для художественной системы спектакля и другие актерские работы, позволяющие на протяжении всего действия следить за сложной комбинаторикой перевоплощений: жестокий лапутянин и черный констебль (Руслан Кутлыев), рыжий констебль и губернатор (Дмитрий Заботин), лилипуты и члены опекунского совета (Дмитрий Кальгин и Дмитрий Ерин), а Эстер (Юлия Палагина) и Ванесса (Алена Щеблева) — это и безумные обитательницы дома Свифта, и сестры милосердия, и образы женщин, в которых писатель был когда-то влюблен.

Спектакль «Дом, который построил Свифт» получился необыкновенно своевременным. Он дает зрителям хороший повод задуматься о том, что происходит с нашим обществом, о свободе творчества, об искажении общечеловеческих ценностей, выработанных всей мировой культурой, о нечувствительности к пошлости и слепой вере в ложно понятые патриотические идеи. Если вспомнить, что сегодня в нашей стране по идеологическим соображениям запрещают книги и театральные работы, громят выставки современного искусства, а человека на полном серьезе судят за атеистический комментарий в социальной сети, то ирония в этой постановке театра «Комедiя» не выглядит слишком забавной. Но тем ценнее безжалостная сатира, обращенная прямо в зрительный зал: кто же мы, пришедшие на спектакль, — свободно мыслящие люди, или йеху, способные бросить камень в окно художника?

Андрей Журавлев. Фото: Андрей Абрамов.