Драма с хеппи-эндом: о спектакле «Яков Богомолов» Крымского академического русского драмтеатра

Если театр как зрелище начинается с вешалки, то театр как искусство — с литературы. Каждому спектаклю предшествует долгая и кропотливая работа с текстом, его тщательный анализ, потому что любая постановка — это прежде всего перевод с языка одного вида искусства на язык другого, попытка театральными средствами донести до современного зрителя смысл произведения, особым образом прочитанного и понятого режиссером.

Пьеса М. Горького «Яков Богомолов», к которой обратился Крымский академический русский драматический театр, носящий имя писателя, — это драматургическая загадка: Горький не дописал ее, оборвав четвертое, последнее, действие буквально на полуслове. Несмотря на свою незаконченность, пьеса исключительно интересна тем, как основательно в ней проработаны характеры действующих лиц и как они тесно связаны друг с другом в многосоставном конфликте, где у каждого героя — своя внутренняя драма. Иногда кажется, что писатель намеренно не завершил произведение, словно давая театру возможность предусмотреть собственный вариант развития действия.

Молодой инженер, специалист по водонапорным системам, Яков Богомолов, женатый на холодной красавице Ольге, ищет воду в южном поместье пожилого богатого землевладельца Никона Букеева. В инженера тайно влюблена юная Вера, племянница Букеева. Сам Букеев пытается завоевать расположение Ольги, не подозревая, что на него самого и его богатство имеет виды знакомая вдова Нина Аркадьевна. Жена Богомолова, в свою очередь, неравнодушна к молодому Ладыгину, человеку физически привлекательному, но не слишком глубокому, который ревнует Ольгу к ее мужу. Яков, кажется, не видит происходящего вокруг, он увлечен только своей работой — неизменно добр, доверчив и покладист, что только раздражает окружающих. Между всеми ними крутится проходимец и приживала дядя Жан, который плетет интриги не столько из-за корысти, сколько ради развлечения. Все эти линии по ходу действия постепенно спаиваются в единый конфликт, напряжение неразрешимых противоречий нарастает, все готово к кульминации и развязке, которую Горький, с большой долей вероятности, видел трагической. Для этого в тексте есть подсказки: револьвер, который в четвертом действии неожиданно достает из кармана Ладыгин, его восторженные слова о своем брате, который не однажды стрелялся на дуэлях. Разумеется, Горький хорошо знал законы жанра — пистолет, раз уж он появился на сцене, должен выстрелить. Другое дело — в кого из героев будет направлен выстрел и кто нажмет на спусковой крючок. Тут режиссеру дается свобода интерпретации, судьбу какого персонажа решить подобным образом и с чем оставить других.

Финал драмы в постановке крымского театра, можно сказать, удивил всех, кто читал незаконченную пьесу, — никакого выстрела здесь и в помине не было. Режиссер Виктор Навроцкий полностью убрал из текста эпизод с револьвером и завершил спектакль совершенно неожиданным хеппи-эндом, причем практически на том месте, где остановился Горький: «неприятные» герои, вроде Букеева, дяди Жана и Нины Аркадьевны убегают со сцены, чтобы уехать в Париж, подальше от греха; Вера вбегает и сообщает, что наконец-то бурение увенчалось успехом, пошла вода, так что все оставшиеся по этому поводу несказанно счастливы. Конец. Такой финал мало того, что не ясен, он не выстроен постепенно, не из чего не вытекает, не обусловлен ни характерами персонажей, ни их сложными взаимоотношениями. Стоит ли говорить об элементарной логике: с чего бы богатому землевладельцу, который не перед чем не остановится ради «последней» в его жизни женщины, вдруг трусливо бежать из собственного поместья, потому что ему, видите ли, надоела запутанность ситуации и парочка никчемных соперников?

Говорить о характерах, выведенных в спектакле, довольно сложно: здесь горьковский текст сам по себе не многое объяснит, если их внутренняя неоднозначность на сцене не представлена должным образом. Возникает ощущение, что симферопольские артисты играют не характеры, а типажи, выстроенные на какой-то одной, генерализирующей, черте. Так, в спектакле Ольга (Елена Сорокина) — надменная красавица, «герцогиня», как ее называют в пьесе, упивается своей властью над мужчинами, но нам не удается понять, за что она полюбила Якова и почему ее привлекает «животное» Борис, которого ей соблазнить — не надо труда. Яков (Дмитрий Кундрюцкий) — благостный мечтатель и фразер, наивный добряк, но не совсем понятно, где в нем этот «демон», о котором говорит Ольга. Букеев в спектакле (Виктор Навроцкий) — всего лишь скучающий, избалованный аристократ, его драма последней любви, едва зарождающееся ощущение бессмысленности и испорченности собственной жизни не раскрыты. Ладыгин (Андрей Чаквитая) получился просто карикатурным невоспитанным хамом, его обида и уязвленное самолюбие родом откуда-то из подворотни, а не от болезненного осознания собственной ничтожности и негероичности. Дядя Жан (Владимир Крючков) — веселый пошляк, который купается в интригах, как конферансье в аплодисментах, в постановке совсем не видна заметная в пьесе его темная сила беса-искусителя, который провоцирует и ускоряет роковое столкновение чувств и интересов. Роль Нины Аркадьевны (Людмила Юрова) в постановке вообще лишняя, она даже сюжетно слабо интегрирована в психологическое действие спектакля, хотя могла бы занять в нем более значительное место, ведь Горький зачем-то же ввел в пьесу третий женский образ — одинокую вдову, практичную, но несчастливую и потерявшуюся во времени.

Пьеса «Яков Богомолов» сложна для восприятия прежде всего как материал, выросший на почве великой русской литературы, с ее духовными исканиями и противоречивыми образами. Где-то далеко за спинами персонажей Горького маячат герои Достоевского — от «Идиота» до «Братьев Карамазовых», и без исследования этой глубинной связи вряд ли возможно понять, какую нравственную проблематику и какое развитие писатель закладывал в характеры действующих лиц. Крымскому драмтеатру это не удалось.

Текст: Андрей Журавлев. Фото из архива Крымского академического русского драматического театра имени М. Горького.