Сны сквозь время: О спектакле по пьесе М. Горького «Последние» в постановке нижегородского детского театра «Вера»

Тяжелые деревянные двери старого особняка отворяются, и ты попадаешь в вестибюль, откуда широкая мраморная лестница ведет на второй этаж: здесь собираются зрители. Сегодня они гости большого дворянского дома, которых встречают то ли обитатели усадьбы, то ли актеры, которые уже надели сценические костюмы. Среди пришедших замечаешь печальную даму в странном черном меховом пальто, похожее на те, что носили больше века назад, ее почему-то строго просят удалиться. Горничная приглашает гостей-зрителей на экскурсию по дому, и ты вместе со всеми проходишь через анфиладу комнат, узнавая о том, как сто с лишним лет назад жили люди, проводили балы, отдыхали в каминной, музицировали. Проходишь в бывшую столовую, которую хозяева перестроили, превратив в домашний театр, здесь все садятся, как в зрительном зале, и перед твоими глазами вдруг оживают картинки из прошлого — эпизоды жизни Коломийцевых, большой семьи, переживающей разорение и нравственный разъединяющий всех кризис.

Так начинается спектакль нижегородского детского театра «Вера» по пьесе М. Горького «Последние», поставленный режиссером Александром Ряписовым в интерьере Литературного музея Горького — бывшего дома Бурмистровых в Нижнем Новгороде. Здесь нет привычного разделения на сцену и зрительный зал, место действия — все пространство особняка: вот семья собирается за большим обеденным столом, вот дети делают домашнюю инсценировку, за дверями всегда кто-то есть, мы слышим, как что-то обсуждают в соседней комнате дяди Якова, как Лещ, проходя через бальный зал, напевает романс. Становится ясно, что спектакль начался не с первых слов пьесы, а с момента твоего входа в парадную, и ключ к пониманию этого интерактивного аттракциона тебе дают уже в момент обхода комнат: актриса в образе горничной рассказывает, что во время репетиций артисты часто слышали по всему дому странные звуки — шаги, скрип половиц, неведомо откуда взявшуюся музыку. И, действительно, музыку неожиданно слышат и зрители, перед которыми, подобно духам минувшего времени, возникают образы обитателей усадьбы. Кажется, что призраки Коломийцевых и все события порождены самим домом, а зрители-гости, расположившиеся рядом, — лишь оказавшиеся здесь невидимые свидетели происходящего.

Концепция спектакля объединяет два временных плана, две реальности: художественный сюжет пьесы и собственный сюжет театра, в котором актеры репетируют роли, общаются с публикой, обсуждают последние городские новости. Этот второй сюжет, иногда врываясь в действие драмы, останавливает его, будто делает стоп-кадр, что вводит в постановку голос современности, актуальный контекст, выхватывающий зрителя из иллюзии прошлого. Перед нами своеобразный метатеатр, который создает эффект подлинности происходящего, но при этом всегда держит аудиторию на некотором расстоянии, заставляя воспринимать события на сцене как что-то ирреальное, навеянное чьим-то воображением, может быть даже причудливыми, старинными стенами самого особняка — возможно поэтому авторы назвали свою постановку «Сны старого дома».

Ощущение присутствия создается не только за счет достоверности и «обжитости» пространства, живого реквизита, вроде горячего супа или запаха лекарств, но и благодаря особенной интонации, с которой говорят герои драмы. Горького часто играют громко, размашисто, физически направляя энергию слов в сторону самых последних рядов амфитеатра. В спектакле Александра Ряписова патетика, свойственная репликам персонажей пьесы, как будто специально приглушена — здесь говорят тихо, как в жизни, обращаясь друг к другу, а не к зрителям, иногда полушепотом, спорят сдержанно, а сильные эмоции появляются только в случае крайнего возбуждения героев. Такой тон, задавая впечатление чего-то повседневного, бытового, случайно подслушанного и подсмотренного, на первый план выводит конфликт семейный, внутренний, и глубоко в нем прячет политически противоречивые исторические реалии переходного времени между двумя русскими революциями.

Психологическая трактовка характеров драмы в спектакле непривычна, яркость доминирующих черт как будто снижена для того, чтобы не давать зрителям повода для однозначной оценки героев. Так, из образа Ивана Коломийцева (Вадим Пьянов) ушла агрессия и озлобленность, он обычный муж и отец, попавший в неприятную ситуацию, в том числе финансовую, не слишком отдающий себе отчет в нравственной подоплеке своих действий, властный, но по-своему любящий своих детей. Актеру удалось вложить в образ персонажа долю эмоциональной незрелости, заставляющую его бежать от решения конкретных проблем. Замечательно показана встреча Ивана с Соколовой, когда он отказывается признать, что оговорил ее сына. Здесь в нем не столько холодная жестокость, сколько растерянность и смущение, которое герой скрывает невольной грубостью. Поразительна сцена, когда Петр приходит к нему поговорить по душам и так долго готовит отца к разговору, что тот делает неверный вывод. И тут, вместо того, чтобы презрительно отчитать сына (как в тексте), он вдруг с теми же словами начинает весело хохотать, искренне радуясь тому, что его мальчик стал настоящим мужчиной. Петр, смутившись, убегает прочь, но вовсе не потому, что оскорблен равнодушием отца и потерял последнюю надежду найти с ним общий язык, а потому, что он со свойственным ему юношеским идеализмом почувствовал пошлость всей ситуации. Таким образом режиссер социально-психологический конфликт переводит в эстетический, позволяя увидеть в совершенно новом свете разногласия между поколениями, в которых уже нет такой разрушительной силы, какую обычно преподносят нам в других постановках. Необычна трактовка отношений Якова (Андрей Логинов) и Софьи (заслуженная артистка РФ Татьяна Каурова). В них, вопреки ожиданиям, нет напряжения и драматизма, вытекающих из давней любовной связи героев, которые сейчас близки духовно, не более того. Актеры играют на полутонах, показывая деликатность и уважение своих персонажей друг к другу. Кроме того, мы понимаем, что Софья страдает не только из-за своих детей, но и из-за нравственного несовершенства мужа Ивана, которого все же любит, она даже нежно обнимает его во время одной из ссор. Именно поэтому его расчетливость, из-за которой может быть осужден невинный мальчик, разбивает ее сердце.

В спектакле, благодаря режиссерскиим находкам и убедительным актерским работам, очень сильными получились образы детей. Люба (Анна Королькова) — это не циничный несчастливый «урод», бросающийся словесными грубостями, а рано повзрослевшая молодая женщина с трезвым умом. Вместо горба, как в пьесе, у нее другое увечье — поврежден один глаз, поэтому она всегда носит страшные, закрывающие половину лица, темные очки, видя сквозь них гораздо больше, чем остальные члены семьи. Именно Люба играет роль прекрасной девушки в домашнем спектакле по стихотворному произведению Горького «Девушка и смерть», который разыгрывают дети Коломийцевых. Символическая вставка театра в театре, которой нет в исходном тексте пьесы, вводит в постановку сказочную сюжетную линию любви молодой девушки, приговоренной к смерти царем. Образ царя, в детском спектакле портрет Николая II, «кровавого», проецируется на фигуру отца семейства: не случайно Иван Коломийцев впервые появляется как раз во время инсценировки и примеряет на себя маску Смерти, персонажа горьковской сказки, в финале которой Любовь, как мы помним, одерживает победу над Смертью.

Младшие дети Петр и Вера в исполнении Дениса Зиненко и Александры Трушкиной — проходят в спектакле путь взросления, мы видим их переход от детских представлений о всеобщей порядочности и добре к осознанию ущербности мира и сложности собственного нравственного выбора. Они оба, пережив разочарование во внешнем мире, словно возвращаются в лоно своей непутевой, но принимающей их семьи: Петр — с чувством того, что он «пустой чемодан», который «по ошибке взяли в дорогу, забыв наполнить необходимыми для путешествия вещами», а Вера примиряется с уготованной ей судьбой и возможным замужеством.

Нет в спектакле шаблонной однозначности и в образах старших детей — Надежды (Татьяна Кириллова) и Александра (Олег Юлов), которых часто показывают развращенными и эгоистичными. В роли Александра актеру удалось передать жажду жизни и детскую непосредственность, которая психологически сближает его с отцом. При этом в нем нет черствости: если в тексте пьесы после известия о смерти дяди Якова «лицо у него стало довольное», как гласит авторская ремарка, то в спектакле он потрясен не меньше остальных. Не случайно в финале спектакля, когда герои по одному расходятся по разным комнатам, как бы символически распределяясь по разным нравственным ориентирам, Александр последний остается на сцене. Несмотря на его последующий выбор в соответствии с логикой пьесы, это был очевидный для зрителей момент душевных терзаний героя. Есть что-то хорошее и в прагматичной Надежде. Когда отец спрашивает ее, не наставила ли она рога своему мужу, она с искренним возмущением, а не кокетливо, как в пьесе, закрывает уши руками. Кстати, Надежда ни к кому не испытывает неприязни и оказывается чуть ли не единственным персонажем с острым чувством семьи.

Постановка завершается репликой Ивана о семье как единственной крепости и защите от всех врагов, причем эти слова — не отвлеченная тирада, они звучат с искренней болью и страхом перед неизвестным, перед разрушительным духом времени. Ощущение эфемерности и мимолетности человеческого существования на фоне исторических перипетий как будто усиливается образом самого старого дворянского дома, пережившего своих хозяев. До нас словно доносятся отголоски его прежнего счастья и грусти, его сны, в которых возникают фантомы прошлого, вроде проходящей сквозь пространство и время особняка маленькой девочки, которая тащит за собой по полу белую шаль. Но в финале не чувствуется безысходности, режиссер, большой гуманист, дает героям Горького, а возможно и нам, зрителям, возможность жить дальше — спорить, радоваться, грустить, думать о будущем, влюбляться, разочаровываться, но при этом быть вместе, ведь, как говорится в сказке, звучащей в спектакле, даже «в темном сердце Смерти есть ростки жалости, и гнева, и тоски».

Андрей Журавлев. Фото Георгия Ахадова из архива театра «Вера».