Артисты и комедианты: «Лес» Островского в постановке Нижегородского театра «Комедiя»
«Комедианты? Нет, мы артисты, благородные артисты, а комедианты — вы», — эти слова бродячего актера Несчастливцева из пьесы А.Н. Островского «Лес», обращенные к обитателям помещичьей усадьбы, вполне могут служить эпиграфом к новой постановке Анны Трифоновой в Нижегородском театре «Комедiя».
«Лес» — пьеса с богатой театральной традицией, она была впервые поставлена в 1871 году, и с тех пор почти каждый уважающий себя русский театр в тот или иной период своей истории обращался к ее постановке. Секрет популярности кроется, вероятно, в сложном внутреннем устройстве пьесы, охватывающем в равной мере комическое и трагическое, выводящем сам принцип театрализации на передний план в качестве одного из компонентов сюжета. Эта двойственность комедии, которая почти по-чеховски постоянно стремится стать драмой, дает возможность режиссеру в полной мере поиграть с разными жанрами, а артистам продемонстрировать широту актерского диапазона.
В постановке Анны Трифоновой этот принцип игры, запрятанный в сюжете Островского, как бы извлекается на поверхность и заостряется, позволяя зрителям увидеть героев пьесы, которые внутри своего мира разыгрывают разные роли. Эффект театра в театре срабатывет не только в эпизодах с персонажами-актерами, но и с персонажами, казалось бы, далекими от актерской игры.
Так, например, Гурмыжская в исполнении Марины Вязьминой уже в самом первом появлении на сцене «разыгрывает» роль великосветской дамы. Ее видимые зрителю ужимки и лицедейство сразу раскрывают перед нами образ героини, которая настолько хочет казаться аристократической и изысканной, что даже просит у своих гостей прощения за то, что при них примет мужика.
В разных сценах актрисе удалось показать Гурмыжскую влюбленной, обиженной, грубой, испуганной, но при этом в каждом своем действии несущей элемент притворства. Это особенно ярко раскрывается в сцене ночного свидания Гурмыжской с Булановым, когда она долго подбирает подходящую позу, чтобы явиться в романтическом образе объекту своего желания. Чтобы показать несоответствие героини тому, какой она хочет казаться, режиссер доводит комизм эпизода до предела, превращая его почти в клоунаду: Гурмыжская сваливается в фонтан и убегает со сцены.
Комизм Гурмыжской подчеркивается еще тем, что зритель соотносит ее с ключницей Улитой, которая в исполнении Ольги Удаловой является своеобразной пародией на свою хозяйку. Чего стоит только ее «прогулка» лунной ночью с парасолем в руке. Улита — один из самых смешных персонажей в постановке, что достигается во многом благодаря фактурности актрисы, добавляющей веселых и слегка хамоватых интонаций в реплики своей героини.
Нарочитая театральность помещичьего мира пьесы Островского удачно подчеркивается режиссером через разные комедийные жанры, которые вплетаются в действие: мы видим и элементы водевиля с куплетами, и клоунаду с приемами эксцентрики, например, в сцене выхода Восмибратова с сыном или Милонова с Бодаевым, а сцены двух бродячих актеров — Счастливцева и Несчастливцева — по форме напоминают настоящие буффонадные антре.
Бродячие артисты — пожалуй, самые важные образы в спектакле. Они помогают зрителю лучше понять всех персонажей пьесы, отделить подлинное искусство актерской игры от притворства и ханжества, царящего в окружении Гурмыжской. Причем актерская игра связывается в пьесе с искренностью и состраданием, ведь именно в сострадании, по замыслу автора, заключается смысл театрального искусства. «Кто здесь откликнется на твое богатое чувство? Кто оценит эти перлы, эти брильянты слез? Кто, кроме меня? А там… О! Если половину этих сокровищ ты бросишь публике, театр развалится от рукоплесканий. Тебя засыплют цветами, подарками. Здесь на твои рыдания, на твои стоны нет ответа; а там за одну слезу твою заплачет тысяча глаз», — говорит Несчастливцев Аксюше.
Не случайно, не разыгранная, а истинная драма Аксюши делает искренним и самого Несчастливцева. Сцена этих двух персонажей, сыгранная блестяще Игорем Смеловским и Татьяной Киселевой, пронизана лиризмом и местами отсылает к лучшим образцам высокой трагедии.
Своеобразный кивок в сторону драматического театра режиссер делает и через образ Счастливцева в замечательном исполнении Игоря Михельсона, актера, проявившего в спектакле незаурядный комический талант. Счастливцев Михельсона — шекспировский шут, играющий на надрыве. С обратной стороны его смеха — жизнь, полная лишений и унижения от сильных мира сего. Работа актера заставляет вспомнить и забавного Чарли Чаплина, и гениального Счастливцева, сыгранного Игорем Ильинским в знаменитой постановке Малого театра 1975 года.
«Лес» в постановке Анны Трифоновой получился необычайно веселым, но при этом достаточно сложным. Этому способствуют и доведенные до символического обобщения декорации с лубочными элементами, и музыкальное оформление, сообщающее дополнительный смысл действию через текст романса «Мы на лодочке катались». Само действие в спектакле оказывается достаточно напряженным и часто доходит до грани бурлеска. Но за внешним бурлеском нужно разглядеть переплетение разных комических жанров, которым режиссер в этом спектакле отдает дань.
Текст: Андрей Журавлев. Фото: Роман Бородин.
