Пощёчина семейной психологии: о спектакле «Солнечная линия» в нижегородском ЦТМ

«В пять часов утра стало попахивать философией». Прожившие семь лет в браке Барбара и Вернер в кухне своего дома выясняют отношения. Мы застаем их после нескольких часов странного спора, который ни к чему не привел, но все еще продолжается. Нет никакого «положительного результата», да, собственно, и в чем заключается этот самый «положительный результат», о котором они постоянно твердят, тоже не совсем понятно.

Так начинается спектакль Никиты Бетехтина по пьесе Ивана Вырыпаева «Солнечная линия» (18+), поставленный в нижегородском Центре театрального мастерства. Без малого два часа напряженного диалога в исполнении артистов Анны Сильчук и Евгения Пыхтина по началу кажутся обстоятельно препарированным «кейсом» из практики специалиста по семейной психологии. И действительно, словесная перепалка как будто состоит из разных циклов, в каждом из которых происходит сбрасывание ситуации к исходной точке внезапно обнаружившегося расхождения. Только точки в каждом цикле различны: «ты меня не слышишь», «ты меня не понимаешь», «ты меня не ценишь», «ты меня не удовлетворяешь», «ты не хочешь мне уступить» и тому подобное. Конфликт постоянно поворачивается к зрителям новой стороной (не на это ли намекают шестигранники ковра и покосившегося зеркала, использованные в декорациях? Художник — Надя Скоморохова).

Странность диалога в пьесе в том, что он не развивается по принципу совершающихся для героев открытий. Разговор супругов в некотором смысле лишь имитирует логику, но на самом деле взаимные упреки, которые по внутреннему духу пьесы должны двигать действие, не вытекают один из другого, психологическое обоснование взаимных реакций персонажей на слова друг друга настолько фикционально, что местами кажется намеренно фальшивым.

Это наводит на мысль, что пьеса, а вслед за ней и постановка, лишь в каком-то очень приблизительном или примитивном смысле могут быть восприняты в качестве «сборника упражнений по этике и психологии семейной жизни». Задача авторов как раз в обратном: продемонстрировать нелогичную, конвенциональную сторону семейного конфликта, показать, как что-то важное, корневое, загромождается беспредметной кучей отвлеченных слов и рассуждений. Не случайно в постановке бытовые подробности совместной жизни Барбары и Вернера сведены к минимуму, мы очень мало узнаем о действующих лицах, а причина их разногласий не кажется нам значимой.

У Никиты Бетехтина эта условность нарушенной коммуникации передана тем, что диалог героев существует лишь в метапространстве спектакля, он не формирует мизансцены. Персонажи не взаимодействуют: артисты ведут свои роли на противоположных участках сцены, не смотрят друг на друга и визуально к друг другу не обращаются. Разговор как будто разбит на отдельные чередующиеся монологи, что создает эффект бессмысленного спора, в котором каждый из участников погружен в самого себя. На это работает даже использование артистами микрофонных гарнитур: на сцене нет живого обмена направленной энергией голоса. Звуковой фон — абстрактная, психоделическая музыка (композитор — Олег Крохалев). При этом каждый такой монолог эмоционально динамичен — от спокойной интонации равнодушия до физической экспрессии, выразительной жестикуляции, часто перерастающей в пантомиму. По сути каждый из персонажей устраивает на сцене собственный театр, внешне, вербализованно разыгрывая (не переигрывая ли иногда при этом?) по ролям свои собственные чувства, скрытые внутри.

Интересно, что режиссер усадил лицом к зрителям именно Барбару, сделав ее символическим воплощением дома. На это указывает даже платье актрисы — белое, с красно-зелеными цветами, визуально отсылающее к элементам декорации. Более подвижная и темпераментная, так на уровне бытовых клише принято воспринимать женщин, героиня Анны Сильчук своими минимальными перемещениями по сцене маркирует смысловые или, точнее, интонационные отрезки действия. Вернер в исполнении Евгения Пыхтина на самом деле возбужден не меньше своей супруги, его порывистость местами отражает истерические всплески Барбары. В то же время он пространственно — на задней периферии сцены-дома, до нас доходит меньше его мелких эмоциональных проявлений, что заставляет нас воспринимать его как более сдержанного. Но это всего лишь уловка режиссера, который решил поэксплуатировать существующие в сознании зрителей гендерные стереотипы.

Солнечная линия, якобы разделяющая героев, — это абстракция, продукт ненужного философствования, существующий в их сознании. Это та самая метафора, умозрительный эвфемизм, фантом, созданный лукавой психологией, призванный заместить собой настоящее «я» человека западной цивилизации, который уже не способен жить без отвлеченного мудрствования и «театральщины» в отношениях с другими. Иначе как через имитацию, намеренную иллюзию (Барбара и Вернер в финале спектакля сближаются, разыграв сцену знакомства двоюродных тетки и дяди) нам не найти пути друг к другу.

Текст и фото: Андрей Журавлев.